Абт Л.Э.

Проективная психология

ПРЕДИСЛОВИЕ

В конце 30-х — начале 40-х годов XX века проективные методы были особенно популярны и получили широкое распространение. Да и сегодня этот вид тестирования вызывает у психологов особый интерес. Пожалуй, используя именно проективные тесты при работе с людьми, психолог ощущает себя немножечко волшебником, ведь изначально было задумано так, что сталкиваясь с так называемым «неопределенным» стимульным материалом, тестируемый, сам того не ведая, полностью рас­крывает собственное бессознательное, и тестирующему не нужно тра­тить колоссальные усилия, чтобы до него добраться. Так ли все гладко на самом деле — вопрос спорный. На взгляд Оллпорта, например (см. ста­тью «Тенденции в теории мотивации»), здоровый человек, в отличие от невротика или психотика, без всяких проективных тестов может все про себя рассказать, и для этого нет нужды прибегать к проективным сред­ствам — вполне пригодны и непроективные. Мнение, достойное уваже­ния, но далеко не единственное; кое-что по этому вопросу вниматель­ный читатель может обнаружить в данной книге. Именно с этой целью — предложить читателю возможность для осознанного подхода к использо­ванию проективных техник при работе людьми — в книгу был включен небольшой теоретический материал, представляющий к тому же и исто­рический интерес. Ведь проективная психология с самых первых дней своего существования была новаторской и от того — гонимой. Однако она не прервала своего существования и нашла свое место в рабочем арсенале современного психолога.

Теоретическое обоснование проективных методик базируется на понятии «проекция» (от лат. projectio — выбрасывание вперед). Суще­ствует разница между психоаналитическим и психодиагностическим по­ниманием этого феномена. В психоанализе проекция — это, в первую очередь, механизм защиты, заключающийся в неосознанном приписы­вании другому неприемлемых для самого себя свойств, качеств, моти­вов, мыслей и чувств. В психодиагностике же проекция (в 1939 г. Л. Франк впервые использовал это понятие для обозначения целого ряда тестов, которое закрепилось и сохранилось по сегодняшний день) понимается как процесс и результат взаимодействия испытуемого с объективно ней­тральным неструктурированным материалом («пятна», «неопределенные ситуации», «тема рисования» и т.п.), в ходе которого осуществляется иден­тификация и собственно проекция, то есть наделение собственными мыслями, чувствами, переживаниями. Таким образом, продукты деятель­ности испытуемого (рисунки, истории и т.д.) несут на себе отпечаток его личности.

На пике своей популярности проективные методики потеснили традиционные методы психодиагностики. На наш взгляд, этому способствовали следующие обстоятельства: во-первых, проективные методы стремились к целостному описанию личности, а не к какому-либо от­дельному свойству или перечислению личностных черт. А во-вторых, они представляли большой простор для размышлений самому психологу, который, не ограничиваясь жесткой инструкцией, получал возможность толковать выявленные результаты, ориентируясь на определенную науч­ную школу и собственный опыт.

То, что можно отнести к достоинствам проективных методов и что в конечном счете и привело к их широкому распространению, оберну­лось их недостатками. Они не поддаются традиционным процедурам оп­ределения надежности и валидности, что затрудняет их стандартизацию. Этот вопрос может быть предметом отдельного обсуждения и здесь нет необходимости рассматривать его подробно.

Мы хотели бы остановиться на следующих моментах. Глобальный подход к оценке личности, характерный для проективных методик (см. первое достоинство), в то же время снижает достоверность получаемой информации. С другой стороны, психолог, работающий с проективными методиками, должен быть весьма искушен, даже можно сказать изощрен в искусстве интерпретации. Не секрет, что преподавателям психологи­ческих факультетов довольно часто приходится сталкиваться с тем, что студенты, не поднаторевшие в работе с проективными тестами, испы­тывают определенные трудности в сведении концов с концами в интер­претации, из-за чего довольно часто их толкования выглядят противоре­чивыми, а то и комичными.

Не стоит также забывать и о том, что изначально проективные тесты предназначались для работы с клиническими пациентами, т.е. ори­ентировались на людей с различными психиатрическими заболевания­ми, поэтому инструкции по интерпретации изобилуют клинической тер­минологией. Насколько это напрямую имеет отношение к относительно здоровой личности? Вопрос, который остается открытым. Поэтому на наш взгляд не всегда оправданно интерпретировать «закрытые глаза» в рисунке человека исключительно как тенденцию к вуайеризму, а исто­рии по некоторым картинкам ТАТ как гомосексуальные, садо-мазохист­ские, суицидальные тенденции. То есть такой вид толкования имеет пра­во на существование и он справедлив, но лишь в самых крайних — кли­нических случаях. И не вина создателей указанных техник, что они вклю­чали в руководство по интерпретации к тестам (с целью облегчения пси­ходиагностики) подобные фразы — ведь они работали именно с клини­ческими пациентами и пользовались именно клинической терминологи­ей, хотя и не исключали, что их детища вполне пригодны для работы с нормальными людьми и имеют чисто проективную функцию.

Стоит здесь наверняка вспомнить и о том, что проективные мето­дики, скорее предлагаемые ими интерпретации, ориентируются в целом на психоанализ, который при всех своих очевидных достоинствах все-таки лишь одна из существующих концепций личности.

Используя базовые понятия того же психоанализа, мы вправе спро­сить: какова степень переноса (проекции) личности психолога в предлагаемую им интерпретацию, можно ли таким образом считать ее с большой долей уверенности объективной? А если выразить это по-другому: что в описании личности будет относиться к самому испытуемому, а что — к личности психолога?

Интерпретация большинства проективных методик испытывает влияние не только клинических тенденций и конкретных научных пси­хологических школ (психоанализа, например), но и того социокультур­ного контекста, в котором формировались и научная школа, и методи­ка, то есть то, что волновало общество конкретной страны (США, Анг­лии, Австрии и т.п.) в конкретный исторический период и неизбежно отразилось в процедуре проведения, инструкции и интерпретации про­ективной методики. Прошло более полувека с момента создания проек­тивных методик и за это время конечно же изменились и нормы, и тра­диции детско-родительских, супружеских и межличностных отношений. Изменился язык для описания каких-либо явлений (не говоря уж о спе­циальной терминологии, клинической, психиатрической), многие по­нятия канули в лету вместе с теми предметами или явлениями, которые они обозначали. Подтверждением этому является и тот факт, что, на­пример, предлагаемый стимульный материал (целиком или частично) «не опознается» испытуемым, т.к. с тем, что на нем представлено, он в своей жизни просто-напросто никогда не сталкивался, или он обознача­ется понятием, не вписывающимся в интерпретацию, что конечно же и затрудняет толкование, и делает его путаным. Отметим к тому же, что то, что волнует среднестатистического американца, может совершенно игнорироваться англичанином, русским или немцем — возможно, са­мая актуальная для проективной, да и психодиагностики в целом, про­блема кросс-культурных различий.

Сказанное выше не умаляет достоинств проективных методик. Ов­ладение ими и их использование по прежнему целесообразно, материал, который они выявляют, действительно ценен и богат. Кроме этого нельзя забывать, что проективные техники чаще всего использовались клини­цистами и другими специалистами как часть сложного терапевтического процесса — подчеркнем здесь, что в проективные тесты заложен громад­ный терапевтический потенциал, который только нужно уметь исполь­зовать, — и об этом читатель тоже найдет информацию на страницах данной книги (особо хотелось бы обратить внимание на мало известную любопытную методику «Рисование пальцами»). Поэтому ее публикацию мы считаем необходимой, т.к. она не только значительно расширяет пред­ставление отечественных психологов о существующих методиках (здесь описаны как широко известные у нас тесты, так и не слишком, а то и просто до сих пор неизвестные), но и предлагает новую стратегию к их применению, а именно — стратегию ответственности и осознанности с установкой на углубленное познание этого направления психодиагнос­тики.

При составлении книги преследовалось несколько целей; утолить хоть как-то существующий информационный голод в отношении этой сферы психодиагностики; дать представление о теоретическом обосновании данного типа методологии; ознакомить читателя с богатым миром проективного тестирования (мало кто из психологов у нас отдает себе отчет в том, что проективных тестов создано превеликое множество, и по сей день продолжают возникать все новые и новые). В связи с послед­ним отметим, что одна книга вряд ли вместила бы в себе, во-первых, описание всех существующих проективных тестов — да это и невозмож­но, во-вторых, подробное изложение процедур проведения, стимульного материала и руководства по интерпретации всех представленных в ней техник. Поэтому наиболее подробно здесь освещены только те тесты, которым посвящены отдельные статьи, описание остальных имеет озна­комительно-аналитический характер. Надеемся, что поставленные цели достигнуты, и читатель найдет для себя данное издание достаточно по­лезным.

Мы бы хотели еще раз подчеркнуть, что проективный тест — это очень утонченная и в тоже время весьма сложная в эксплуатация техни­ка, требующая тщательного ознакомления и совершенного овладения ее приемами. С учетом вышесказанного применение методов данного типа на практике должно быть весьма осторожным, обоснованным и под­крепляться другими, более надежными и достоверными процедурами (изучение истории развития человека, наблюдение, беседа, другие тес­ты), т.к. это лишь качественная клиническая процедура исследования сложного и многостороннего феномена — психологии личности.

Рыбина Е. В., канд. психол. наук.

Часть 1

TEOPETИЧECKИE ОСНОВЫ

проективной психологии

Леопольд Беллак

О ПРОБЛЕМАХ КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ

ТЕОРИЯ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Проекция — термин, использующийся очень часто в сегодняш­ней клинической, динамической и социальной психологии. Франк по­лагает, что проективные методы являются типичной современной об­щей тенденцией динамического и целостного подхода в современной психологии, так же как и в естественных науках. В контексте своей ста­тьи он приравнивает проективную методику к спектральному анализу в физике.

Термин «проекция» был введен Фрейдом еще в 1894 году в статье «Невроз страха», где он писал: «Психика развивает невроз страха, когда чувствует себя неполноценной по отношению к задаче управления note 1 возбуждением, возникающим эндогенно. То есть она действует так, как если бы проецировала это возбуждение во внешний мир».

В 1896 году в статье «О защитных нейропсихозах», работая дальше над проекцией, Фрейд более точно сформулировал, что проекция явля­ется процессом приписывания собственных влечений, чувств и устано­вок другим людям или внешнему миру, в качестве защитного механизма позволяющим не осознавать таких «нежелательных» явлений в самом себе. Дальнейшее уточнение понятия в этой работе было сделано при описа­нии случая Шребера в связи с паранойей. Говоря вкратце, параноик об­ладает несомненными гомосексуальными тенденциями, которые он пре­образовывает под давлением своего суперэго из «Я его люблю» в «Я его ненавижу», так происходит формирование реакции. Эту ненависть он затем проецирует или приписывает бывшему объекту своей любви, став­шему преследователем. Приписывание ненависти предполагается, по­скольку суперэго препятствует выходу в сознание и признанию ненави­сти и поскольку с внешней опасностью легче справляться, нежели с внутренней. Говоря более определенно, суперэго препятствует выраже­нию ненависти, поскольку морально не одобряет ее.

Хели (Healy), Броннер (Bronner) и Бауэре (Bowers) подобным образом определяют проекцию, как «защитный процесс, подвластный принципу удовольствия, посредством которого эго полагается впредь на бессознательные желания и идеи внешнего мира, которые, если бы им разрешили проникнуть в сознание, были бы мучительны для эго».

Несмотря на то, что проекция, таким образом, была порождена психозами и неврозами, Фрейд позднее применял ее к другим формам

поведения; к примеру, как главный механизм при формировании рели­гиозных убеждений, как изложено в «Будущем одной иллюзии» и «То­тем и табу». Даже в этом культурном контексте проекция по-прежнему рассматривалась как защитный процесс против тревожности. Хотя Фрейд первоначально считал вытеснение единственным защитным механизмом, в настоящее время в психоаналитической литературе говорят, по край­ней мере, о десяти механизмах. Несмотря на то, что за проекцией закре­пился статус одного из наиболее важных защитных процессов, над ней велась относительно слабая работа. Сире (Sears) пишет в связи с этим: «Проекция, видимо, является самым неадекватно определенным терми­ном во всей психоаналитической теории». Вместе с тем имеется большой перечень работ по проекции, особенно клинико-психоаналитических и некоторых теоретических.

Широчайшее использование термин «проекция» получил в обла­сти клинической психологии в связи с так называемыми проективны­ми техниками. В их числе тест Роршаха, Тест Тематической Апперцеп­ции, Сонди, тест «Завершение предложений», а также множество дру­гих методик. Основное требование при использовании этих тестов зак­лючается в предъявлении испытуемому нескольких неоднозначных сти­мулов с последующим предложением прореагировать на них. Посред­ством этого допускается, что субъект проецирует собственные потреб­ности и прессы, и что должно проявляться как реакция на неоднознач­ные стимулы.

Определение проекции, сформулированное выше, хорошо подхо­дило под наши замыслы, пока не возник решающий момент в связи с попытками экспериментального исследования феномена, о которых со­общается в других источниках. $о время первого эксперимента было выз­вано несколько испытуемых, и им предъявляли картинки Теста Темати­ческой Апперцепции при управляемых обстоятельствах. Во втором экс­перименте испытуемые получали постгипнотический приказ во время рассказа по картинкам почувствовать агрессию (без прямого осознания этого). В обоих случаях поведение испытуемых соответствовало-гипотезе проекции, продуцируя значительное повышение агрессии по сравнению с реакциями на картинки без принудительно внушенного перед этим чувства агрессии. Подобным образом, когда испытуемых под гипнозом заставляли ощущать чрезвычайную подавленность и печаль, обнаружи­ли, что они проецировали эти настроения на свои рассказы. До этого момента не было нужды изменять концепцию проекции как приписыва­ния внешнему миру отношений, неприемлемых для эго.

Однако когда опыт был изменен настолько, что испытуемому да­вали постгипнотическую установку почувствовать необычайную радость, оказалось, что душевный подъем тоже проецируется в рассказы по кар­тинкам Теста Тематической Апперцепции. С этого момента я стал ду­мать, что такой феномен, вероятно, нельзя отнести к проекции как за­щитному механизму, поскольку, очевидно, не было особой необходи­мости защищать эго от «разрушительного» воздействия радости. Такой случай можно предположить, к примеру, когда радость неуместна, как при смерти человека, к которому испытываются противоречивые чув­ства. Однако в эксперименте не было этого случая. Таким образом, по­требовались дальнейшее исследование концепции феномена проекции и перепроверка лежащих в его основании процессов.

Как это часто бывает, при внимательном перечитывании Фрейда было обнаружено (согласно ссылке доктора Эрнста Криса), что Фрейд предвидел нашу сегодняшнюю линию рассуждений. В книге «Тотем и табу» он писал:

«Однако проекция не создана специально с целью защиты, она также принимает участие и в бесконфликтном бытие. Проекция внутрен­них перцепций вовне является примитивным механизмом, который, к примеру, воздействует также на наше восприятие чувственного опыта, и поэтому, как правило, принимает весьма активное участие при формиро­вании нашего внешнего мира. При все еще недостаточно определенных обстоятельствах даже внутренние перцепции мыслительных и эмоциональ­ных процессов проецируются наружу, подобно восприятиям ощущений, и используются при формировании внешнего мира, в то время как долж­ны оставаться внутри».

И далее:

«То, что мы подобно первобытным людям проецируем во внешнюю реальность, вряд ли может быть чем-то еще, кроме признания состояния, в котором данное явление имеет место для мувсдв и сознания, рядом с которым существует другое состояние, где оно скрыто, но может появиться вновь, то есть сосуществование восприятия и памяти, или, обобщая, су­ществование бессознательного психического процесса рядом с сознатель­ным».

Я считаю, что эта мысль Фрейда, не подвергшаяся дальнейшему усовершенствованию или не выраженная систематически где-то еще, и высказанная без изощренности современной семантики, содержит все необходимое для последовательной теории проекции и общего вос­приятия.

Главное предположение Фрейда заключается в том, что воспоми­нания о перцептах влияют на восприятие актуальных стимулов. Толкова­ние Теста Тематической Апперцепции фактически основано на таком предположении. Я полагаю, что восприятие субъектом в прошлом своего отца влияет на его перцепцию фигур отца в картинках ТАТ и что оно составляет валидный и надежный шаблон его повседневных восприятий фигуры отца. Клинический опыт, так же как и экспериментальное ис­следование, подтвердили это мнение. Мои собственные эксперименты показали, что поведение экспериментатора может выявить чувства, ко­торые первоначально, вероятно, имели отношение к фигуре отца. Хотя эти отношения имели доказуемое, но временное всеохватывающее вли­яние на восприятие стимулов, индивидуальные различия сохранялись в соответствии с генетически обусловленной структурой личности.

В таком случае возникает ощущение, что перцептивные воспоми­нания воздействуют на восприятие актуальных стимулов, и не только ради узко обозначенных целей защиты, как утверждается в первоначаль-

ном определении проекции. Мы вынуждены признать, что все сегодняш­нее восприятие обусловлено прошлыми впечатлениями и что действи­тельно характер перцепций и их взаимодействие друг с другом составля­ют сферу психологии личности1.

Необходимо описать сущность этих перцептивных процессов и позд­нее попытаться сформулировать психоаналитическую психологию лич­ности, основанную на этих концепциях.

АППЕРЦЕПЦИЯ И АППЕРЦЕПТИВНОЕ ИСКАЖЕНИЕ

Использование термина «проекция» для общих перцептивных про­цессов, описанных выше, кажется не совсем подходящим с точки зре­ния истории понятия и его сегодняшних клинических применений. К тому же, «перцепция» настолько очевидно связана с системой психоло­гии, не имевшей отношения к личности в целом, что я не решаюсь даль­ше использовать ее в контексте динамической психологии. Несмотря на то, что терминология, конечно же, не является здесь вопросом перво­степенной важности, я предлагаю впредь употреблять термин «аппер­цепция»2. Я определяю апперцепцию как значимую (в динамическом смыс­ле) интерпретацию организмом воспринятого. Это определение и упот­ребление термина «апперцепция» позволяет нам предположить, исклю­чительно для цели рабочей гипотезы, возможное существование гипоте­тического процесса неинтерпретированного восприятия, и что каждая субъективная интерпретация составляет динамически значимое аппер­цептивное искажение. Взамен мы можем также операционально создать состояние почти чистого когнитивно «объективного» восприятия, в ко­тором большинство субъектов единодушны в точном определении сти­мула. К примеру, большинство субъектов сходятся во мнении, что кар­тинка № 1 в ТАТ изображает мальчика, играющего на скрипке. Таким образом, мы можем определить это восприятие как норму и сказать, что каждый, кто, например, описывает картинку как мальчика у озера (как делал один пациент с шизофренией), апперцептивно искажает^стимуль-ную ситуацию. Однако если мы позволим нашим испытуемым продол­жить описание стимульного материала, то окажется, что каждый интер­претирует его по-разному; к примеру, счастливый мальчик, печальный мальчик, честолюбивый мальчик, мальчик, понуждаемый своими роди-

1 Эта теория в ее самых широких смыслах — а именно, что восприятие субъектив-но и является основной величиной психологии, — конечно же, началась не с Фрейда. «Nibil esl in intellcclu quid поп anfea fueril in sensibus» Юма практически можно считать перцептивной теорией личности. Подобным образом философский идеализм, такой как «Мир как воля и представление» Шопенгауэра и трансцендентальное состояние Канта, представляет ту же позицию.

3Я предпочитаю следующее определение (из К. П. Хербарта (С. P. Herbart): «Psychologic als Wissenschafl», ч. 3, разд. I, гл. 5, с. 15, процитировано Дагобертом Д. Рунсом (Dagobert D. Runes) (ред.): «Dictionary of Philosophy»): «Апперцепция (от лат. ad — добавочная, percipere — воспринимать) в психологии: процесс, посредством которого новый опыт ассимилируется и преобразовывается остатком прошлого опыта индивидуума в форми­рование нового целого. Остаток прошлого опыта называется апперцептивной массой».

телями. Следовательно, мы должны сказать, что исключительно когни­тивное восприятие остается гипотезой и что каждая личность искажает апперцептивно, отличается лишь степень искажений.

Совершенно ясно, что в клиническом использовании ТАТ мы имеем дело с апперцептивными искажениями разной степени. Субъект обычно не осознает субъективного значения рассказываемой им истории. В кли­нической практике оказалось, что если просто попросить субъекта про­честь его собственный, напечатанный на машинке рассказ, то это часто удаляет его на достаточное расстояние от ситуации восприятия того, что масса аспектов напечатанного относится к нему самому. Тем не менее только после интенсивной психотерапии он может видеть более скрытые влечения. И даже после этого он, возможно, никогда не «увидит» наиме­нее приемлемое из своих субъективных искажений, присутствие которых единодушно признает любой независимый наблюдатель. В таком случае допустимо ввести несколько терминов апперцептивного искажения раз­личной степени с целью идентификации и связи1.

ФОРМЫ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ

Проекция. Предполагается, что термин «проекция» предназначен для наибольшей степени апперцептивного искажения. Его противопо­ложным полюсом гипотетически было бы абсолютно объективное вос­приятие. Проекция была изображена первоначально в клиническом пси­хоанализе как свойственная определенным защитным реакциям в целом и невротическим психозам в частности, а также некоторым «нормаль­ным» процессам созревания. Мы можем сказать, что в случае истинной проекции мы имеем дело с приписыванием чувств и отношений, не только остающихся бессознательными в целях защиты, но и являющих­ся неприемлемыми для эго и, следовательно, приписываемых объектам внешнего мира. Можно также добавить, что они не могут стать созна­тельными, кроме как с помощью особых длительных терапевтических процедур. Это понятие охватывает феномен, наблюдаемый при паранойе, который можно, по существу, сформулировать как изменение бессозна­тельного «Я его люблю» на сознательное «Он меня ненавидит». Истинная проекция в этом случае является на самом деле очень сложным процес­сом, возможно, включающим следующие четыре ступени:

а) «Я его люблю» (гомосексуальный объект) — неприемлемое вле­чение ид;

б) формирование реакции — «Я его ненавижу»;

в) агрессивность, также неприемлемая и подавляемая;

г) в результате перцепт изменяется на «Он меня ненавидит». Лишь последний этап обычно достигает сознания.

Я предлагаю назвать этот процесс обратной проекцией в противо­положность простой проекции, обсуждаемой ниже. Первый этап процес-

1 Необходимо понимать необязательность чистых форм различных апперцептив­ных искажений, обычно они вполне могут сосуществовать друг с другом.

са обычно включает в себя действие другого защитного механизма фор­мирования реакции. Здесь достаточно будет сказать, что в случае пара­нойи «Я его ненавижу» одобряется, тогда как «Я его люблю» (в гомосек­суальном смысле) осуждается социально, и было рано опознано им в отношении к своему отцу как опасный импульс. Следовательно, в этом случае «Я его ненавижу» гасит и заменяет любовное чувство. Таким обра­зом, в обратной проекции мы фактически имеем дело в первую очередь с процессом формирования реакции, а затем с апперцептивным иска­жением, которое заканчивается приписыванием субъективного отноше­ния внешнему миру, как простая проекция.

Простая проекция. Она совсем не обязательно имеет клиническое значение. Это частое повседневное явление хорошо изображено в следу­ющей шутке:

«Джо Смит хочет взять на время у Джима Джонса газонокосилку. Гуляя по своей лужайке, он думает, как будет просить ее у Джонса. Но ему приходит в голову мысль: «Джонс скажет, что когда я в последний раз брал у него какую-то вещь, то пернул ее грязной». Затем Джо отвеча­ет ему в своем воображении, что вещь была в таком состоянии, в каком он ее получил. Джонс в воображаемой беседе говорит, что Джо, может повредить ему изгородь, когда будет переносить через нее косилку. Тогда Джо отвечает… И в таком духе воображаемый спор продолжается. Когда Джо в конце концов подходит к дому Джима, тот стоит на крыльце и приветливо говорит: «Привет, Джо, чем обязан твоему приходу?». На что Джо сердито отвечает: «Можешь оставить себе свою чертову газоно­косилку!».

В результате анализа эта история приобретает следующий смысл. Джо хочет что-то взять, но вспоминает предыдущий отказ. Он усвоил (от родителей, братьев и сестер и т.д.), что на просьбу можно не получить согласия. Из-за этого он злится. Далее он воспринимает Джима как разоз­лившегося на него, и его ответ на воображаемую агрессию звучит так: «Я ненавижу Джима, поскольку Джим ненавидит меня».

Более детально этот процесс можно рассмотреть следующим обра­зом: Джо что-то хочет от Дж^ма. Это вызывает образ просьбы, направ­ленной к другому сверстнику, например, к его брату, представляюще­муся завистливым, который раздраженно отказал бы в такой ситуации. Таким образом, просто мог происходить процесс апперцептивного ис­кажения образа Джима перцептивным воспоминанием о брате, случай неадекватного переноса научения. Позже я попытаюсь объяснить, поче­му Джо не переучится, если реальность докажет ошибочность его перво­начальной концепции. Установлен эмпирический факт, что подобное не­вротическое поведение, как правило, не изменяется, если не испытает воздействия психотерапии.

Джо отличается от параноика не только меньшим упорством, с которым он остается верен своим проекциям, но также меньшей часто­той и меньшей исключительностью, а также меньшей степенью недо­статка осознания или невозможности осознать, каким явно субъектив­ным и «абсурдным» является искажение.

Несомненно, нередко происходит следующий процесс. Человек, опоздав на работу в понедельник утром, убежден, хотя и ошибочно, что из-за этого проверяющий смотрит на него сердито. Об этом говорят как о «сознании вины»; то есть он ведет себя, как если бы проверяющий знал об опоздании, когда на самом деле он может и не знать этого. Значит служащий воспринимает ожидаемый в такой ситуации гнев управляю­щего. Это поведение можно, кроме того, понять как простое (ассоциа­тивное) искажение посредством переноса научения, или, в более слож­ных ситуациях, как влияние прежних образов на настоящие.

Сенсибилизация. Если мы Модифицируем вышеописанный случай опоздания субъекта на работу к такой ситуации, в которой управляю­щий чувствует лишь легкое раздражение к опоздавшему, мы можем на­блюдать новый феномен. Некоторые субъекты могут вовсе не замечать гнева или не реагировать на него, в то время как другие видят и реагиру­ют. В последнем случае мы обнаружим, что это субъекты, склонные вос­принимать раздражение, даже когда его объективно не существует. Это хорошо известный клинический факт, о котором говорят как о «сензи-тивности» невротиков. Вместо создания объективно не существующего перцепта, мы теперь имеем дело с более чувствительным восприятием существующих стимулов^. Гипотеза сенсибилизации означает, что объект, соответствующий сформированному ранее паттерну, воспринимается с большей легкостью, чем тот, который ему не соответствует. Широко рас­пространен, к примеру, факт перцептивных проблем чтения, когда ра­нее известные слова намного легче воспринимаются через произноше­ние, чем написание.

Сенсибилизация, я полагаю, является также процессом, имевшим место в эксперименте Левайна,Чейна и Мерфи (Levine, Chaneand Murphy). Когда эти экспериментаторы вначале лишили пиши нескольких испытуе­мых, а затем мимолетно показали им картинки, на которых среди прочего были изображены продукты, они обнаружили два процесса: а) будучи голодными, субъекты видели еду в мелькающих картинках, даже если ее там не было и б) субъекты чащ* правильно воспринимали настоящие картинки с продуктами, когда были голодны.

По-видимому, в таком состоянии депривации возрастает эффек­тивность эго при распознавании объектов, способных ее устранить, а также простая компенсаторная фантазия осуществления желания, кото­рую авторы называют аутистическим восприятием. Таким образом, орга­низм оснащен как для адаптации к реальности, так и для заместительно­го удовлетворения там, где нет настоящего удовлетворения. В действи­тельности это возрастание эффективности функции эго в ответ на кри­тическое положение — более точное восприятие еды в состоянии голода. Я думаю, процесс этот можно также включить в наше понятие сенсиби­лизации, поскольку образы еды вызываются в памяти голодом и реаль­ные пищевые раздражители воспринимаются с большей легкостью.

Очень похожий процесс был описан Эдуарде Вейссом (Edoardo Weiss) как объек-

тивация,

Эксперимент Брунера и Постмена (bruner ana rosrmanj также, ни-видимому, строился на аналогичном принципе. Авторы просили своих испытуемых подобрать по размеру изменяющееся круглое пятно света к круглому диску, удерживаемому в ладони. Перцептивные суждении де­лались под влиянием различных степеней шока и в течение периода вос­становления. Разница в заключениях во время шока не была ярко выра­женной. Однако в послешоковый период отклонения воспринимаемого размера от действительного стали очень заметны. Авторы в порядке экс­перимента предложили теорию избирательной бдительности. Согласно этой теории организм обладает наилучшей способностью к различению в условиях стресса. Однако когда напряжение снимается, преобладает экспансивность и как следствие большая вероятность ошибок. Можно дополнительно предположить, что непосредственным результатом на­пряжения является большее осознание образа в памяти, и это позволяет строить более точные суждения о равенстве размеров перцептивного об­раза диска и пятна света.

Представляет ли аутистическое восприятие, восприятие желае­мых предметов еды в состоянии голода среди стимульного материала, объективно не изображающего предметов еды, форму простой проек­ции, или это процесс другого рода, зависит скорее от более тонких моментов. Сэнфорд (Sanford) и Левайн, Чейн, и Мерфи продемонстри­ровали этот процесс экспериментально. Мы можем сказать, что возра­стающая потребность в пище ведет к припоминанию образов еды и что эти перцептивные воспоминания апперцептивно искажают любой при­сутствующий перцепт. Единственный аргумент, который я могу выдви­нуть в пользу отличия от простой проекции — это то, что здесь мы имеем дело с простыми базо'выми драйвами, ведущими, скорее, к про­стым удовлетворяющим искажениям, нежели к более сложным ситуа­циям, возможным в простой проекции.

Понятие механизма пылинки-бревна Ичхайзера (Ichheiser) можно также отнести к концепции сенсибилизации. Ичхайзер предлагает отно­сить механизм пылинки-бревна к случаям такого искажения социально­го восприятия, когда кто-то изАишне уверен в существовании нежела­тельной черты у низших слоев, хотя в то же время не осознает этой черты в самом себе. Другими словами, мы можем сказать, что существует сенсибилизация сознания (сосуществование с неосознанностью процес­са самого по себе и своей черты как свойственное любому защитному механизму), обязанная собственной бессознательно действующей изби­рательности человека и апперцептивному искажению.

Экстернализация. Обратная проекция, простая проекция и сен­сибилизация являются процессами, которые субъект обычно не осоз­нает, и, таким образом, на них, естественно, меньше ссылается. Соот­ветственно трудно заставить кого-либо осознать процессы в самом себе. С другой стороны, любой клиницист может привести из своего опыта пример субъекта, рассказывающего ему об одной из картинок ТАТ сле­дующее: «Это мама, заглядывающая в комнату, чтобы посмотреть, сде­лал ли Джонни домашнюю работу, и она бранит его за его медлитель-

ность». Позже, просматривая запись своих рассказов, субъект может спонтанно заметить: «Полагаю, что это на самом деле происходило со мной и с моей мамой, хотя я не понимал этого, когда рассказывал вам историю».

На психоаналитическом языке процесс рассказывания можно на­звать предсознательным; пока он происходил, он не был сознательным, но его легко можно было сделать таким. Это означает, что мы имеем дело с несколько подавляемым паттерном образов, обладавшим организую­щим эффектом, который легко можно вспомнить. Для такого феномена предлагается термин «экстернализация», главным образом для облегче­ния клинического описания часто происходящего процесса.

Чисто когнитивное восприятие и другие аспекты цепочки «стимул-реакция». Чистое восприятие является гипотетическим процессом, с ко­торым мы соразмеряем апперцептивное искажение субъективного типа, либо это субъективное операционно-определяемое согласование в отно­шении смысла стимула, с которым сравниваются другие толкования. Оно дает нам конечную точку континуума, все реакции на который варьиру­ются. Ввиду того что поведение рассматривается по общему согласию с точки зрения рациональности и соответствия данной ситуации, мы мо­жем говорить об адаптивном поведении к «объективному» стимулу, как обсуждается ниже.

В моих более ранних экспериментах обнаружилось, что агрессию можно индуцировать в субъектах и что эта агрессия «проецируется» в рассказы в соответствии с гипотезой проекции. Далее в обычных усло­виях агрессивная реакция на определенные картинки обнаруживалась чаще, даже если экспериментатор ничего не предпринимал, а лишь просил рассказать об изображении. Оказалось также, что картинки, внушающие самим своим содержанием агрессию, намного быстрее вызывали проекцию агрессии, чем другие, более нейтральные в этом отношении.

Считается, что первый факт — то, что картинка, изображающая, к примеру, съежившуюся фигуру и пистолет, вызывает большее число рассказов об агрессии, чем картинка с мирной деревенской сценой, –не более чем ожидание от человека здравомыслия. На психологическом языке можно ск